Книга в моей жизни

[Думка]

Вспомнилось.

О книгах, писателях... и не только.


...мудрость красоты, поэзии, музыки, искусства вообще.

Одно время мне казалось, что здесь я уже нашел якорь спасения. В самом деле, разве не мудрость это -- все наши писатели, поэты, композиторы? Разве не мудрость это -- Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Толстой, Достоевский? Какую же еще мудрость надо? Разве не нужно было всем этим писателям погрузиться глубоко-глубоко в содержание жизни и ее общих законов, разве не нужно было видеть тайные и притом глубочайшие основы жизни, чтобы создать все эти великие художественные образы?

Но и эта мудрость скоро обнаружила мне свою слабость. Я понял, что созерцание жизни, даже самое глубокое, никогда не способно заменить самой жизни. Я понял, что созерцание красоты, при видимой своей мудрости и глубине, слишком отдаляет нас от жизни, слишком изолирует нас, слишком делает нас бездеятельными. Я вовсе не стою на том, что мы обязательно и во что бы то ни стало должны бегать туда и сюда, непрерывно мыкаться и трепаться. Нет. Но созерцание красоты слишком изнеживает нас, слишком делает нежизненными, слишком балует нас. Созерцание красоты развращает нашу волю, расслабляет двигательные центры нашей души, усыпляет нашу энергию и погружает в сон, в какое-то чудное сновидение все наше внутреннее "я". После красоты и искусства мы просыпаемся к жизни, как после обильного пиршества, с больной головой, с глазами, как бы наполненными песком, с тяжестью в груди и сердце. В искусстве есть замечательный опиум, влекущий нас от жизненных задач и погружающий в прекрасные видения, за которыми следует, однако, тяжелое пробуждение, и толпой встают нерешенные и только временно и насильственно отстраненные вопросы жизни.

Нет... Не то! Не это есть подлинная и настоящая мудрость жизни.
Где же она? И как ее назвать?

(А.Ф. Лосев "Жизнь")

[Света]

Добрый день.

Вот астронет ткнул (делюся):
http://www.astronet.ru/db/msg/1225099

Сколько счастливых минут и часов принес мне этот писатель, и думаю, не только мне :)

[Думка]

В.А. Кожевников о Н.Ф. Федорове и книге...

(Владимир Александрович Кожевников, человек, отчасти благодаря которому и посчастливлось ознакомиться с Трудами и Мыслями Н.Ф. Федорова, писал в своей книге "Опыт изложения учения Н.Ф. Федорова по изданным и неизданным произведениям, переписке и личным бесседам" о Николае Федоровиче и его отношении к книгам следующее:)

По убеждениям Николая Фёдоровича, книга или рукопись были не мёртвые вещи, а проводники жизни; помимо того содействия развитию жизни, которое должно было давать их содержание, книги получали ещё настоящее воскрешающее значение, во-первых, по отношению к самим авторам, а во-вторых, к их современникам и к окружающей их среде.

«Не надо забывать, - говорил Николай Федорович, - что под книгою кроется человек»;

к нему-то, в лице книги, и дОлжно относиться с любовью и почтением.

«Смерть не должна быть пределом братского чувства. Библиотека не гражданское общество, которое исключает умерших из своего списка. Она, как и церковь, не юридическое учреждение».

Книга – это не умирающее звено между прошедшим и настоящим: она не устанавливает, с одной стороны, свой генезис, свои прецеденты, с другой – указывает на будущее, на свои следствия, на дальнейшие запросы. Иными словами, каждое, даже ничтожнейшее произведение должно быть поставлено в органически-историческую связь с целым ходом жизни человечества, являться одним из бесконечно разнообразных отголосков и отзвучий её сложного хора, и в этом смысле даже последнее, даже самое сухое и бедное произведение пера и печати получает значение и цену как часть великого целого, которое утрачивает именно свою полноту и цельность с утратой хотя бы и таких последних, жалких крох из сокровищницы человеческих мыслей, чувств и дел.

«Библиотека имеет право не принимать только дублеты. Русская всенародная библиотека не имеет права отвергать даже самую ничтожную русскую книжку».

Он возмущался произволом библиотекаря или библиографа, решающего самовластно, что ценно и что ничтожно, что стоит сберечь и что надо выбрасывать, решающего единолично, со своей эфемерной точки зрения, забывая о будущем, для которого эти отбросы могут оказаться, быть может, настоящим сокровищем. Ведь «знание не ограничивается изучением только умных и сильных людей… знание в изучении именно низших организмов открывает тайны жизни и смерти организмов высших»; точно так же, следовательно, необходимо и изучение не одних выдающихся, не одних гениальных произведений человеческой мысли, но и посредственных, но и даже низших, раз они есть, раз они входят в состав человеческой жизни и оказывают на неё заметное влияние. И лишь тогда, когда ионии будут обследованы в должной степени, станет возможным человековедение действительно научное, реальное и полное. Оттого, в противоположность книжным инквизиторам, не знающим жалости, этот книжник, не знавший фарисейской гордости и лицемерия, простирал свою отеческую заботливость о книгах до крайних пределов.

(Понять ли нам сейчас такое отношение ко всему написанному этого человеко-любящего мыслителя, бережно относящегося к любому проявлению мысли человека? Понять ли, видя груды желтой бульварной литературы на прилавках, не говоря уже газхетах и журналах? Но ведь это покупают и читают... Время Федорова было другое? - да не сильно мы ушли в своих "поисках истины" от того времени... Сложно со своим скованным разумом охватить далеко идущую мысль Н.Ф. Фёдорова...)

…
он приходит к заключению, что в наше время «уважение к книге – фальшь, а презрение – действительность. Больше всего же презирают книгу сами книжники».
…
А между тем «книга, как выражение слова, мысли и знания, занимает высшее место среди памятников прошедшего; должна она занимать его и в будущем, которое призвано стать делом возвращения прошедших поколений к жизни; и лишь тогда книга с этого первого места снизойдёт на последнее, когда то, что было лишь в книге, то есть в мысле и слове, станет живым делом человечества»